Итак, со смертью Талбота наше следствие теряло еще одну нить. Конечно, было бы преступной самонадеянностью пытаться распутать весь клубок тайной политики Лейтонбурга, но понять внутреннюю логику его действий было необходимо.
«Мой мальчик, – вздыхал мастер Ю Сен Чу, когда я очередной раз пролетал мимо него вверх ногами и с убедительным грохотом рушился на татами, – знающий и себя, и противника всегда победит; тот, кто знает себя, но не знает противника, – может победить, но может и проиграть; тот же, кто не знает ни себя, ни противника, – заранее обречен на поражение!»
Что и говорить, о противнике мы знали крайне мало. Все, что было у нас, – набор отрывочных сведений, наскоро собранных воедино благодаря то ли логике, то ли игре моего воображения. И хотя, как говаривал Лис, «интуиция порой с успехом заменяет информацию», начать решительные действия против такой твердыни, как Оттон фон Гогенштауфен, я пока не мог. Как и всякий профессионал, в такой игре я не имел права на риск.
Эта мысль, не дававшая мне покоя последние дни, заставляла вновь и вновь проверять логику своих расчетов в поисках утраченных деталей и пропущенных мелочей.
«Запомните, – цедил сквозь зубы майор Ат Тэйр, худой, словно шпага, и жилистый, как манильский трос, – обращайте особое внимание на мелочи. – Он прохаживался по аудитории, полной желторотых юнцов в курсантских нашивках, держа неизменный стек под мышкой, отчего неуловимо походил на крест, вышагивающий между столами. – Мелочи в нашем деле значат не много – они значат все!»
Итак, мелочи. Я в задумчивости шел по пыльному коридору, прорываясь сквозь паучьи ловушки, к немалому возмущению их хозяев. «Стоять! – Я резко затормозил, распугивая суетившихся за моей спиной пауков. – Конечно, Талбот умер, но что это меняет? Да здравствует Талбот! Он худ и носит длинные волосы. Имя его неизвестно. Что еще? Он состоит в свите Лоншана. Негусто».
Я возблагодарил небеса, обделившие Норгаузена поэтическим даром. Он худ и носит длинные волосы! Какой-нибудь шпильман мог битый час превозносить красоту де Вердамона, но не суровый, закаленный в сотнях битв воин. Под такое описание в искомом коллективе сейчас подходил лишь один человек, и этим человеком был Лис.
– Капитан вызывает Лиса. Дорога, дорога, ответьте замку!
– Да, командир, слушаю тебя.
– Как там у вас дела?
– Как дела? Лоншан безутешен. Насколько я понимаю, наш подопечный обладал редким и весьма полезным даром – он делался необходимым в любом обществе, где находился.
– А что Бервуд?
– Что ему станется? Жив. Ушибся малость. Подошел ко мне и начал распинаться, что я, мол, спас ему жизнь, что он, мол, навсегда мой, и все такое прочее.
– Ничего, благодарность карман не тянет.
– Не тянет, конечно. Тем более что он теперь командует эскортом вместо Барентона.
– Это хорошо. Но я о другом. Повтори, пожалуйста, что тебя просил сделать покойный видам?
– Найти некоего Брайбернау и сообщить ему, что смерть есть сон. Поэт был. Философ.
– Вряд ли. Скорее всего это какой-то шифр. Только ключа к нему у нас пока нет. А этот самый Брайбернау – я тебе уже, кажется, говорил – молочный брат нашего главного оппонента.
– А! Ну да! Что-то вроде генерала для особых поручений при Самом?
– Бери выше. Это его тень. Его второе «я». Секретная служба и личная охрана в одном лице. Правая рука, в общем.
– Ага, а Талбот, значицца, на этой руке – большой палец.
– Да уж не мизинец, конечно. Так вот что я хочу тебе предложить. Раз уж палец этот гоблин отчекрыжил, то ты, мой дорогой друг, станешь протезом.
– Не понял!!!
– А что тут непонятного? Все ясно, как божий день. Подумай сам. Кетвиг в Ольденбурге будет околачиваться?
– Конечно, будет. Если только в дороге его никто не загрызет.
– Предположим, что не загрызет.
– Тогда всенепременно будет.
– И связь в «Черном орле» искать будет?
– А как же! Я что-то не пойму, к чему ты клонишь?
– По-моему, все предельно ясно. Ты пойдешь вместо Талбота.
– Капитан, ты там недоспал или с маркизой переобщался? Да они же меня расшифруют, как дешевый ребус.
– Лис, нашего подопечного в Германии знают Норгаузен, ныне покойный, и Брайбернау. С ним тебе встречаться, право, не стоит.
– А вдруг еще кто найдется?
– Вряд ли, он не рок-звезда, чтобы искать всемирной популярности. А уж о тайной его деятельности и подавно знают только те, кто с ним непосредственно работал. А в общем, зачем тебе принимать имя покойника? Кетвиг будет искать высокого, длинноволосого в свите Лоншана и найдет тебя. Дальше будет видно.
– Это уж точно: тебе будет видно… Ладно, сыграем роль козырного валета. Да, кстати. Я тут на месте преступления, по праву ближайшего родственника и духовного пастыря, прихватил одну забавную штуковину. Вот, смотри. Умирая, вражина сжимал это в руке.
Лис раскрыл ладонь, и я увидел небольшой медальон, в котором прядь каштановых волос сплеталась с прядью медно-рыжих. На крышке в вычурной вязи орнамента была выгравирована скала с прилепившимся к ней сухим деревом. Прекрасная работа златокузнецов из Прованса позволяла различать даже фактуру коры согнутого ветром дерева. Все ветви его были мертвы, и лишь одна сохраняла листву, расцвеченную зеленой финифтью. «Возьмет свое», – гласил девиз под эмблемой. Видимо, эта вещь много значила для Талбота. Но – увы! – я пока что не мог сказать о ней ничего определенного.
– Господа! – внезапно услышал я ушами Лиса. – Спасите меня, господа!
Наскоро полуодетый мужчина средних лет резвым аллюром несся за кавалькадой, норовя схватить за стремя кого-нибудь из английских всадников. Те недоуменно переглядывались, пытаясь вникнуть в суть происходящего. Быть может, кто-то из них с грехом пополам и владел немецким, но эльзасский диалект оного был выше их понимания. Лис надменно ухмыльнулся. Программа «Мастерлинг», разработанная в недрах нашего Института, позволяла ему свободно общаться в любом конце Европы и Леванта.